Он бежал, понимая, что не уйдет, что они уже взяли в кольцо окружения весь район, и что вырваться не удастся - пожалуй, здесь солдат будет больше, чем на плацу в Айзенграуме, на коронации Дитриха - принца, так и не ставшего королем.

Он стоял тогда в оцеплении площади - с неудобной винтовкой в одетых в ярко - алые, цвета крови, перчатки, на напряженных руках. Все оцеплено - как и тогда. Этот лес скоро кончится, и тогда он увидит солдат, и уйти невозможно, он не сможет вернуться, пройти через ад - через Чертову Топь.

Антус внутренне содрогнулся, вновь представив кошмарную грязную тварь, что поднялась из топи - и счастье, что тварь не напала - то ли сослепу, то ли не голодна.

Он был голоден. На четвертые сутки он сумел-таки съесть что-то, что ему показалось съедобным, но зря - и теперь третий день шел и мучился - в животе тупо дергалась боль - то затихнет, то снова проснется, словно что-то живое очень медленно и неустанно выгрызает тебя изнутри.

Он прислушался - гонят его к перевалу, там загонщикам легче найти беглеца. Впереди - ровный склон, чуть поросший кустарником. Между камнями что-то лежало. Он понял, что это скелет лишь тогда, когда камни уже были близко, а загонщики, не торопясь, все сжимали кольцо окружения, оставляя единственный путь - вверх, к камням.

Он почти был уверен, что ждут его твари с винтовками непременно на склоне, не где-нибудь, именно там. Он поднялся повыше, стараясь укрыться в низком чахлом кустарнике. Иногда приходилось бежать по открытому, голому склону, по низкой траве - те, внизу, его видели - и тогда мимо уха - конечно же, мимо - пролетала, едва не задев головы, пуля, взвизгнув, как что-то живое, и вонзалась щелчком в листья, в землю, в густую траву, или звоном, похожим на звуки оборванных в напряжении проводов, уходила, ударив о камень, то в сторону, то в небесную синь: небо чистое, без облаков.

Он - мишень для десятков солдат, что идут через топь - обозленные, грязные, как и он. Бесконечно уставшие - им плевать на приказ, и они не хотят брать живым человека прошедшего Черную Топь - бесконечное море из грязи, мутно - ржавой воды и пожухлой болотной травы...

"Щелк!", - по листьям ударила пуля. Слишком близко - он понял, что здесь, на пологом пригорке, он заметен, как муха на белой стене - побежал, подгибая колени, срывая дыхание, вверх, к вершине.

Туда, где за каменным гребнем его ждали - конечно же, ждали они - в числых, выглаженных мундирах, в безупречных, начищенных ваксой ботинках и сапогах. Те, кто ждут его...

Он уверен был - слишком просто - он ушел, уходил от погони и там, за цепочкой камней перевала, они ждали, они не могли там не ждать..

Но не ждали.

За редкой цепочкой камней - ничего, только серые, словно седые, уходящие вдаль, за невидимый горизонт невысокие хлопья полыни. Трава. Камни. Ветер - свежий у самой вершины, и горячий, нагретый - в камнях. Между ними - справа, слева - высокие валуны - он лежал, чтобы чуть отдышаться, чуть-чуть отдохнуть и подняться, уйти от погони, поднимающейся на перевал.

Он взглянул - позади, не таясь, не стреляя, тесной цепью солдаты пошли, начиная подъем - в полный рост. Неуклонно, неторопливо - словно зная, что он никуда не уйдет.

Впереди был проход, уходящий в долину. Поднялся - и тут же упал - пулемет длинной очередью прогремел - пули свистнули над головой. Он метнулся вперед - пули свистнули снова, и он даже увидел стальной проржавевший колпак, из которого остро и колко, светясь в темноте амбразуры, глуховато стучал пулемет.

Позади - те, кто шел вслед за ним - подтянулись, не спеша замыкая его в почти правильное полукольцо, оставляя единственный путь - через камни, в долину, где навстречу ему четкой строчкой стрелял пулемет.

- "Обойти", - он пополз за камнями влево, к скалам, чтобы скорее уйти от прицела - от взгляда солдата, что сидел за машиной убийства в стальном колпаке.

Кости. Много костей. Очень много. Череп, ребра, остатки берцовых костей, чьи-то вещи у полуистлевшего трупа, полусгнившая сумка, рассыпанное тряпье...

Значит, здесь, не добравшись до цели, те, кто шел впереди, отыскали последний приют - те кто был до него, кто решился перейти через Черную Топь, - они здесь, на краю, у вершины горы.

Оглянулся. По склону, лениво, разомлев от пути и жары, опустив вниз стволы магазинных винтовок, шли солдаты. За ними - седой офицер, сняв фуражку, обмахивался платком.

Все обычно и буднично. Кто-то закуривал, прикрывая от ветра огонь, Вверх и влево - подальше от черной щели амбразуры в порыжевшем от ржавчины колпаке, из которой в любую секунду мог плеснуться огонь.

Ближе выход из сектора. Ближе, ближе - он увидел, что там, за вершиной горы, за открытым пространством - большая долина с изумрудно - лиловыми листьями пальм, с водопадом вдали, с буйной зеленью трав и цветы - очень много цветов.

Золотая долина.

Он припомнил рассказы - он даже не верил в нее, в то, что есть на земле это место спасения - там, где тепло и свободно. Там - спасение, там его ждут...

Никого.

Он смотрел на лежавшие прямо на склоне кости бывших когда-то людей, на нехитрые тряпки, изодранные - то ли долгой дорогой, то ли ветром и долгим дождем. Эти люди стремились сюда - но напрасно, они тратили время и множество сил - лучше б было ему оступиться, сгинуть без вести в Черной Топи, или там, в лагерях...

В полумраке барака человек с изуродованным лицом говорил ему: "Кто-то пробьется, тот, кто это сумеет - останется там навсегда. Золотая долина - ни старости в ней, ни болезней, человек может жить в ней хоть тысячу лет - и умрет лишь тогда, когда сам пожелает.

Долина - это рай, только рай на земле, где мужчины и женщины любят друг друга, где рождаются дети и где, чтобы жить и любить, надо выйти из ада, пройти сквозь болото, через все испытания, через смерть.."

Он прошел через смерть - если Топь называется смертью - он сумел оторваться, уйти от солдат, он сумел, и теперь - вот он, рядом, вход в Долину.

Он стал проползать между двух валунов, но как будто его подтолкнули, вдруг упал, до крови ободрав кисти рук - по камням, по траве и по листьям защелкали пули, четкой строчкой прошедшие над головой.

Слева - тоже колпак. Пулеметный ствол качнулся чуть вниз, и он снова упал, ожидая огня пулемета, ткнувшись в землю, он ждал.

Молчал пулемет.

Он пополз, извиваясь, назад - к перелеску, там, смеясь и спокойно смотря на него, сбившись в группы, курили солдаты, словно знали - он выберет жизнь. Жизнь в тюрьме, за решеткой, за прочным забором, за железною дверью, за ржавым замком...

Жизнь раба, арестанта, голодную, злую, ненавистную жизнь. Эту жизнь проклинал он не раз - и во сне, и в бессонные ночи, когда отблеск печи освещает барак, он мечтал о свободе.

Свобода.

Так близко.

Золотая долина - легенда, а там, впереди - только смерть...

Кто-то из любопытных - первогодок, наверное, - вышел вперед - то ли глянуть сквозь редкую цепь валунов на долину, то ли взять его, арестанта - в наручники, в цепь...

Пулеметная очередь коротко, предупреждая, пронеслась над солдатом. Тот сразу упал, уронив, затоптав сапогами винтовку - офицер что-то крикнул - солдат отползал, озираясь, волоча за ремень чуть потертую смерть - "Дирген 0.47".

Он почти засмеялся, увидев, как глупый солдатик, ткнулся мордой в траву, а над ним просвистели тяжелые пули - и понял, похолодев, там, за камнем - сидит кто-то странный, кто ему, арестанту, и не друг, и не враг. Он стреляет по беглецам и солдатам, по преступникам, по врагам короля - и по тем, кто его защищает.

Он снова взглянул - впереди, под большим валуном - кости, выбеленные дождем, и остатки мундира - и рядом винтовка, точно, такая же - автомат с неудобным коробчатым магазином на двенадцать патронов - "Дирген 0.47".

Он смотрел, и угадывал - арестанты, кто-то в штатском, с добротным, большим рюкзаком, там - солдаты, а здесь, за кустами - офицерские башмаки, с медной клепкой - отличная вещь, в самом деле. Сносу нет этой вещи - а тут же, лежат - и никто не позарился...

"Этот кто-то", - он думал, - "Стреляет по всем, без разбора, охраняя долину - и там, где второй пулемет, тоже чей-то погон, золотой - неуместный на склоне рядом с трупами. Значит..." - он снова смотрел на колпак, на овальную щель в колпаке, из которой мог ударить в лицо пулеметный огонь, и не двигался.

Сзади не двигались тоже. Вероятно, никто не хотел рисковать.

Он задумался.

Думал неторопливо, разложив все "по полочкам" в воспаленном мозгу. Значит, прежде всего - успокоиться. Он смотрел, как солдаты приносят из ближайшего леса дрова на костер, белым дымом затянутый склон, на высокие сосны - далеко, за хребтом, вероятно, у края болот, на округлые черные камни, на небо - не хотел он смотреть лишь на бронеколпак, порыжелый, в щербинах и вмятинах - видно, кто-то стрелял по нему, и не раз - но исправен, исправен паскуда... Тот, кто в нем - не болеет, не спит, не скучает - и не мерзнет холодной зимой...

Кто-то высунул шапку на палке - солдатскую шапку. Точным выстрелом пулемет сбил ее, и, собравшись за камнем, люди в форме смотрели на рваную ткань.

- "Это робот", - он понял, - "Машина. Бездушная, злая машина. Беспощадная - вон сколько трупов лежит. Это - просто машина"... Похолодел, понимая - пройти невозможно, в долину ему нет пути. Значит, сдаться? И снова вернуться на нары, жить в тоске, в ожидании, в рабском труде - бесконечном, бессмысленном, грязном - без шанса на волю, или даже на малость - на перемену в судьбе.

Шанс уйти в Золотую долину - безумство, мечта идиота, но она согревала его по ночам, на холодном плацу, на ветру и в болоте, согревала надежда на счастье - и вот, ее нет. Больше нет.

Может быть, в недоступной долине, кем-то названной Золотой, не ступала нога человека. И все же...

Это лучше, чем смерть от чумы, и уж лучше, чем замерзнуть зимой, быть застреленным часовым, быть загрызенным сторожевой серой тварью, или сойти с ума от тоски, безысходности, скуки.

Это - честная смерть.

Он поднялся, уже не скрываясь, открыто - шел в долину, к зеленым деревьям вдали, мимо черной щели амбразуры.

Еще не стреляют.

Он шел в полный рост. За спиной торопливо защелкали пули - повинуясь команде, солдаты открыли огонь. Поздно. Он был уже за камнями.

Кто-то вскрикнул - ударил второй пулемет.

Не в него.

Почему он еще не стреляет?

Он спускался в долину, шагая по мягкой траве, по камням, что лежали, как рыбы, грея спины на солнце, и ждал выстрела.

Пулемет не стрелял.

Он шагал не спеша в Золотую долину - позади четкой строчкой стрелял пулемет.

Не в него.

Он шел прямо, легко и свободно, ожидая удара.

Опять не в него.

Тень от пальмы упала на плечи, открылся проход за кустами - он, сдержав шаг, решил оглянуться назад - там, на склоне сверкали огни пулеметов, доносился шум выстрелов, крики солдат, - а затем - тишина.

Он смотрел, как на солнце сверкают осколки камня, чья-то винтовка в камнях, чья-то кровь, собираясь в ложбинке, темнела, словно черная ртуть, и не впитывалась на камнях.

Он прищурился - солнце светило так ярко, и ушел, пригибаясь, в высокой траве, улыбался, а, может быть, даже смеялся - неуместно и глупо, но все же...

Он шел по траве и ждал встречи - обещаной встречи с теми, кто много лет до него также просто и честно пошел на огонь пулемета - и прошел невредимым.

Так просто.

И так тяжело - встать навстречу огню, глянуть собственной смерти в ярко - желтые, злые кошачьи глаза - и пройти через смерть, по тропинке - в долину, где нет слез, где нет боли и зла, где свободные люди живут и работают так, как умеют.

Это счастье - свобода, работа и жизнь - не дается легко. Нужно встретить огонь пулемета, пройти - с гордо поднятой головой - через страх. Несмотря ни на что...

Золотая долина. Он шел и смеялся - без цели, по тропинке, протоптаной кем-то другим; ярко - рыжий фазан, смутной тенью застывший у камня, изумленно смотрел на него.

На смеющегося человека.

Все так просто, и очень легко отыскать Золотую долину - нужно только пройти через Черную Топь, оторваться, уйти от погони...

Просто выйти вперед - в полный рост.

И тогда, через смерть, через страх, через пули, ты пройдешь в этот мир, где нет боли и зла, где живут без болезней и смерти, где жизнь продолжается вечно - где есть солнце и небо.

И тишина.
* * *
Он лежал на изорванном пулями склоне, неудобно поджав одну ногу, а другая - лежала свободно. Руки раскинул по сторонам, обнимая огромную землю, седой головой он улегся на камень - тяжелый, нагретый на солнце камень с яркими искрами кварца внутри.

Он лежал, а солдаты смеялись, там, внизу, что-то ставя в огонь, на костер, добавляя охапки валежника в пламя.

Дым рассеивался на ветру, и когда потемневшее солнце склонилось к закату, он остался лежать на траве - а солдаты ушли, сделав издали несколько снимков, не решаясь приблизиться.

Они просто ушли. Он остался.

Вот и все.

Он нашел, что искал...